Открытое, доброжелательное лицо контрастирует с жуткими следами снятых с рук и тела кусков кожи, с бурыми пятнами на набухающих сукровицей бинтах, которыми он замотан от пояса до самых кончиков пальцев ног. Боец территориального батальона "СССР Брянка" Виктор Равлик с позывным "Татарин" выжил наперекор всему – тяжелейшим ожогам, гангрене и страшной боли. Теперь он поставил себе новую цель – за месяц опять научиться ходить и вернуться в строй.

Трижды рядовой

Уроженец приморского Николаева, Виктор почти все сорок пять лет своей жизни прожил в небольшой деревне Михайлюки Новоайдарского района Луганщины. Закончил Старобельский сельскохозяйственный техникум, работал зоотехником в колхозе, вместе с женой воспитал двух дочерей. Абсолютно мирный, хозяйственный трудяга. В армии в свое время не служил из-за крайне плохого зрения.

С началом "майдана" Виктор понял, что оставаться в стороне не имеет права. Новоайдарский зоотехник стал регулярно приезжать на митинги под стены государственной администрации в Луганске.

"Я такой человек по натуре, не люблю беспорядки, бардак. Для меня превыше всего справедливость. Они устроили "майдан". И к нам пришли, не мы – к ним. А ведь мы многого не просили, но с нами даже не стали разговаривать – сразу пригнали бронетехнику и стали расстреливать. Вот поэтому я взял в руки оружие, встал и пошел, даже со своим зрением. Слепой - не слепой…. Да, вижу я плоховато, однако метров с двухсот уже не промахнусь", - говорит Виктор.

Через день после взятия восставшими здания СБУ Равлик вместе с односельчанами организовали пост возле Горгаза, рядом с церковью. Следили за порядком, смотрели, чтобы в палаточный городок не пронесли оружие. Все тогда всерьёз опасались штурма, готовились к нему. Однако вместо проведения полицейской спецоперации киевский режим начал в Донбассе войсковую.

"24 мая мы попали к Алексею Мозговому. Тогда никакой бригады и "Призрака" еще не было, был просто его отряд. У него мы получили БМД, боевую машину десанта. Эту машину отбили у нацгвардии, отремонтировали её. Экипаж на ней был из наших ребят – все из одной деревни. Три тимуровца: "Якут", "Валико", и я – "Татарин", - рассказывает ополченец.

Вместе с друзьями и отрядом участвовал в боях под донецким Северском. А по возвращении приняли осознанное решение уйти.

"Когда мы оттуда вернулись, у нас вышли разногласия с Мозговым. Техника неисправна, а ребят гонят в бой. Это чистое самоубийство. Мы подошли к нему, говорим: "мы, конечно фанаты, но не самоубийцы, с головой дружим, так воевать нельзя, так мол и так – хотим уйти". А он говорит: "я не против, идите. Война еще большая, ребята, всем хватит", - вспоминает "Татарин".

Так и ушли сельчане – втроем, как и пришли. 3 июля 2014 михайлюковцы вошли в другой отряд – батальон территориальной обороны "СССР Брянка" и с тех самых пор воюют в его составе.

"Нас называли по-разному - то "территориальный батальон", то "народная дружина Луганщины". Там я был рядовой, потом дорос до старшины, - рассказывает Виктор. - Вначале мы держали оборону на блокпосту в сторону донецкого Ямполя. Обстреливали нас до десяти раз в сутки. В основном били из тяжелых минометов. Бывало, накрывали с "Градов". Другие ребята участвовали и в ближних боях, мне тогда не довелось. Тяжелые летние бои в 2014 году были у нас в Вергулевке, Комиссаровке. Я особо не засветился в этих летних боях – четыре месяца служил на базе. Потом, в ноябре перешел в Комиссаровку. Последнее время служил в "тревожной группе": приехали, отработали, уехали. Там тоже служил автоматчиком. И посты держали, и отбивались – всякое бывало. Подвигов я никаких не совершал, был рядовым бойцом – делал свою работу. Комиссаровка, Боржиковка, так мы дошли до пригородов Дебальцево".

Потерь в отряде практически не было за исключением нескольких раненых. Как говорит ополченец – выручали грамотные действия комбата с позывным "Лютый" и начальника штаба батальона с позывным "Крым". Кроме того, хорошо работала отлично подготовленная и слаженная разведгруппа.

Дважды поднявшийся

В середине мая боевые действия официально закончились, стороны конфликта и международное сообщество добивались от Киева выполнения Минских договоренностей. Украинские силовики тем временем совершали десятки обстрелов в стуки, в том числе и "отведенным" оружием калибром свыше 100 мм.

"17 мая во время обстрела вначале отработал "Град", а следом ударил миномет, - вспоминает Виктор. - Чем они били, я не знаю, но я услышал хлопок минометной мины позади себя и тут же вспыхнул, как свечка. Побежал. Вижу - горю. Тут парни подоспели, сшибли меня с ног, бушлатами сбили пламя".

Какой боеприпас разорвался тогда у него за спиной, Равлик не знает. Может быть, фосфорный, а может – с другим воспламеняющимся составом. Только за несколько секунд у ополченца полностью обгорела вся нижняя часть тела от пояса и ниже. Особенно сзади, где была вспышка. Сгорел не только кожный покров, но и мягкие, а также частично и мышечные ткани.

Отправили бойца поначалу в ближайшую Алчевскую больницу. Там, через два дня, у него начали чернеть ноги – начиналась гангрена.

"Из Алчевска меня на "скорой" быстро привезли в реанимацию Республиканской больницы, - рассказывает Виктор. - Вначале в реанимацию, а через день - в ожоговое. Тут низкий поклон заведующему отделением Евгению Викторовичу Пупову. Он так долго боролся, но все же сумел остановить заражение крови и вытянул меня из могилы. Ну и конечно, тут больница великолепная. Персонал отличнейший, медикаментами обеспечили. И комбат наш так выручил с лекарствами."

Сколько операций по пересадке кожи ему сделали, ополченец уже не помнит. Говорит, штук семь, а там и до десятка, наверное. Снимали кожу прямоугольными лоскутами с рук, с живота, практически вся спина снята. И ставили на ноги и таз. Отдельная тема – боль.

"Боли были страшные, особенно весь первый месяц. Это просто невозможно передать. Скажу честно, если бы я физически мог, я бы встал и выбросился с девятого этажа. Ведь просто невозможно было терпеть – каждые два-три часа, когда уже не было никаких сил, я просил уколоть мне очередную дозу обезболивающего. Первый месяц был адскими муками. Каждая перевязка – жуткая пытка. Особенно когда меня отмачивали, чтобы оторвать от простыни. После первого месяца стало полегче, теперь уже можно было терпеть", - вспоминает Равлик.

Жаждущий жить

Он не сломался и теперь полон оптимизма.

"Сегодня доктор разрешил попробовать встать на ноги. Вот после обеда перевяжут, и буду пробовать. Я сам себе сказал – 17 мая меня накрыло, значит, 17 июля я встану на ноги. А дай Бог через месяц, 17 августа – я вернусь в отряд", - планирует "Татарин".

Врачи оценивают шансы Виктора более сдержанно.

" Ожоги у него составляли около 48% тела. Из них 40% - глубокие ожоги, требовавшие операций. Большой проблемой был сепсис и начавшееся заражение крови. Также были серьезные сложности с лекарствами и антибактериальными препаратами. Доставали мы их в России. Антибиотики привозили и сослуживцы, и родственники, и депутаты нашей Республики – все ему помогали. Самые глубокие поражения на конечностях. Теперь ему предстоит длительный процесс восстановления. Лишь сегодня он будет пытаться вставать на ноги. Кости у него целые. Рубцы же будут образовываться в течение года-полутора. Как пойдет процесс восстановления, прогнозировать сложно", - говорит заведующий ожоговым отделением Луганской Республиканской клинической больницы Евгений Пупов.

"Вообще от внутреннего настроя человека очень многое зависит. Мы, со своей медицинской стороны, все, что могли, сделали: с того света его вытащили. Ведь он больше трех недель, почти месяц находился между жизнью и смертью – туда-сюда чаша весов качалась каждый день. Могли бы серьезно помочь реабилитации радоновые ванны, но где их сейчас взять, я даже не представляю. Однако, если он так позитивно настроен, коль у него так сильна воля к жизни, то прогноз положителен", - отмечает доктор.

"Самое главное – его внутренний настрой, психологический фон этого ополченца. Будь он по-другому настроен – он бы погиб. В целом у него шансы остаться в живых были очень низкими. Выжил буквально чудом", - констатирует главный врач Луганской Республиканской клинической больницы Олег Вольман.

А "Татарин" буквально рвется в батальон и в жизнь. Говорит обо всем сразу, верит в будущее, но и о противнике не забывает.

"Пока я воевал, к жене приходили СБУшники два раза – спрашивали за меня "где-что-как?". Уговаривали, чтобы по телефону она упросила меня вернуться. Мол, пусть едет – ему ничего не будет. Но мы же хорошо знаем "милость" врага. Наши парни тоже так считают. Ребята из батальона приезжают, проведывают. Каждый смотрит на полотенце поверх паха и спрашивает: "А хозяйство-то – как?". А я смеюсь, говорю: "Единственное место, где все нормально, даже шерсть цела!". Так что, нас ничем не запугать. Нас убивают, а мы смеемся в ответ. Лично от себя всем нашим пацанам хочу пожелать – здоровья и удачи! А что врагу сказать… Шли бы укропы отсюда куда подальше, к себе б на западенщину, да оставили нас в покое. Мне, например, лучше работать, чем воевать. После войны только в родную деревню, - у меня там дом, работа, семья, две, считай, взрослые дочери. Возвращаюсь по-любому. А как иначе?!" - уверен Виктор.