Сегодня все чаще говорят о радикальном исламе, который распространяется только в среде мусульман. В чем его притягательность? И насколько защищена от радикальных идей наша молодежь?

Наш собеседник – востоковед, доктор философских наук, профессор Института социологии и регионоведения ЮФУ Игорь ДОБАЕВ.

– Можно ли ставить знак равенства между исламом и радикальным исламом, как сегодня это делают многие?

– Ни в коем случае! Радикальный или политизированный ислам – лишь часть традиционного. Опирается он на социально-экономические проблемы стран Ближнего Востока и Северной Африки. В основе идеологии радикальных исламистов лежат понятные людям лозунги и девизы. Мусульманам рассказывают, какой была хорошей жизнь при Пророке, как люди жили в обеспеченности и равенстве. Но со временем ислам «замутился», стал грязным, греховным. Людям объясняют, что все беды не только от неверных, но и от того, что мусульмане стали плохими – от них остались лишь имена, ими забыты божественные каноны, предписанные исламом. И чтобы опять стало хорошо, как при жизни Пророка, ислам надо очистить от врагов.

– Кто же главные враги?

– В первую очередь это отступники от веры и лицемеры. Заметьте, радикальных исламистов часто называют токферистами – джихадистами, поскольку они используют два главных постулата – токфир (обвинение в неверии) и джихад (война с неверными). Эти понятия существовали в исламе всегда, еще при жизни Пророка. Но в последние годы они ужесточились. Кого сегодня обвиняют в токфире, неверии? Не только «неверных» – христиан, иудеев, буддистов и всех, кто не разделяет радикальных идей исламизма. Печальнее всего то, что острие обвинения в неверии направлено в первую очередь на самих мусульман, тех, кто не присоединился к джихадистам в политической боевой борьбе и не ведет работу по изменению сознания людей и привлечению их в свои ряды.

Таких мусульман, «отступников от веры», называют «муртаддун». На Северном Кавказе, например, к ним причисляют представителей местных органов власти – чиновников, судей, прокуроров – и силовиков. Посмотрите, сколько там случаев убийства полицейских... Джихадисты выделяют и лицемеров, их называют «мунафиккун», претворяющихся мусульманами, а на самом деле верящих неправильно или неискренне. К ним относят представителей традиционного духовенства. Именно потому за последние годы на Северном Кавказе и в Татарстане убиты несколько десятков священнослужителей, многих из которых я хорошо знал…

– Выходит, сегодня джихад совсем не тот, что был при Пророке?

– Джихад тогда подразделялся на малый и большой. Большой подразумевал борьбу с собственными недостатками. Малый джихад в форме меча («газават» – от слова набег) – направлен на неверных. Сегодняшние джихадисты не признают такого деления, полагая, что джихад должен распространяться с помощью оружия, потому должен быть не оборонительным, а наступательным, причем по всему миру. Во времена Пророка говорили о коллективной ответственности за ведение джихада – мужчины дерутся с оружием в руках, женщины готовят им еду. Сегодня джихад вменяется в индивидуальную обязанность. Каждый – и мужчина, и женщина – обязан вести борьбу с оружием в руках. Это значит, что женщина-джихадистка должна не пирожки печь, а надеть пояс смертника и взорвать себя. Одно время такая практика была распространена на Северном Кавказе. А на Севере Африки, в Пакистане, Ираке, где это явление разбудили американцы, в год происходило более тысячи таких актов! Такого раньше не было никогда, все это достигнуто с помощью доктрин исламизма.

– Все-таки непонятно, каким образом под влияние радикалов попадают не только мусульмане, но и люди, порой весьма далекие от ислама?

– Доктрины исламизма сочиняются достаточно грамотными людьми. А мотив у них один – протест против социально-экономического и политического состояния общества, где эти идеи внедряются. Когда накапливается критическая масса проблем, и жизнь людей видимо ухудшается, возможны проамериканские перевороты, такие, как «арабская весна» в Тунисе, крах режимов в Египте, Ливии, Сирии, где были использованы идеи радикального ислама. Жители этих стран видели, что государство идет не туда, население нищает, а правящие классы исламом лишь прикрываются, хотя сам он отодвинут на обочину… Похожие настроения владели людьми и на Северном Кавказе – фатальное расслоение общества, чудовищная коррупция правящих кругов на фоне исламизации практически всех северокавказских республик. К сожалению, идеи исламизма давно вышли за пределы СКФО и присутствуют среди мусульман и в других регионах России.

– Но в Ростовской области, например, местные мусульмане всегда исповедовали традиционный ислам…

– Да, так было десятилетиями, пока ростовская компактная община мусульман была представлена только пензенскими татарами, давно переселившимися на Дон. Но за последние десятилетия доля таких традиционалистов становится все меньше – к нам приезжают мусульмане не только из северокавказских республик и государств бывшей Средней Азии.

Здесь остаются и те, кто некогда обучался в России – афганцы, арабы. Изменяется состав мусульманской общины – меняется и направленность ислама…

В советские времена наши муфтии получали традиционное образование исключительно на территории СССР – в медресе Мир-и Араб в Бухаре, например, или в специальном вузе в Ташкенте. Но с конца 80-х годов пошел другой процесс – духовенство стало стажироваться за рубежом. А молодых стали отправлять на учебу в духовные учебные заведения исламских стран. Возвращаясь оттуда и становясь имам-хатыбами, проповедниками, они порой ведут странные проповеди в духе политического радикального ислама. Согласно ему, врагом становится даже тот, кто уподобляется неверным в речах и внешнем облике (посмотрите, как резко изменили дресс-код молодые девушки-мусульманки), кто празднует Новый год, восхваляет достижения неверных…

Имея такие взгляды, человек отчасти выпадает из окружающего общества, но зато привлекает к идеям радикализма других мусульман, молодежь – в первую очередь. На фоне социально-экономических проблем – безработицы, невозможности получать достойную зарплату, низкого уровня жизни даже среди работающих, проблем с жильем, невозможности получить бесплатное образование – эти идеи могут казаться очень привлекательными. В таких условиях вербовать сторонников радикального ислама просто, людям легко заморочить голову.

– Но как эти идеи могла воспринять образованная, знающая языки студентка МГУ Варвара Караулова, чья семья жила вполне обеспеченно?

– Тому есть несколько объяснений. Любой человек, изучающий язык, живо интересуется тем ареалом, где этот язык превалирует. Я сам говорю на фарси и дари, потому питаю определенную слабость к Ирану, Афганистану. Варвара изучала арабский язык, у нее проснулся интерес к стране и ее культуре, замешанной, прежде всего, на религии. Где можно почерпнуть дополнительные знания? В Интернете, общаясь с носителями языка и постепенно проникаясь чужой идеологией. К чему это привело – известно.

Еще одна причина – притягательность мусульманских мужчин для многих российских девушек. Кавказские парни энергичные, мужественные, сексуальные – в них ясно видно мужское начало. А у славян, где мальчиков воспитывают, как правило, женщины – в семьях, детских садах, школах – в мужчинах превалирует слабость… На этом фоне легко выглядеть сильным мужчиной. Особенно умеют подать себя арабы – они внимательны, нежны (в отличие от грубоватых кавказцев), осыпают девушку подарками, зовут замуж и обещают райскую жизнь. Я часто встречал на востоке русских девушек, вышедших замуж за мусульман. У всех жизнь сложилась по-разному. Но характерен рассказ одной из них. Ухаживая за ней, жених рассказывал о своем большом состоянии, огромном доме и «Мерседесе» при нем. Сказать, что он соврал своей русской невесте, нельзя. Но переехав на его родину, она обнаружила, что в доме – действительно огромном – постоянно проживают около 50 его родственников, а автомобиль разменял второй десяток…

Девушка, влюбившаяся в мусульманина, попадает под его влияние – меняет образ жизни, стиль одежды, ходит в мечеть. Но если она попала в руки джихадиста, то очевидно, что сама она ему не нужна. Нужен лишь теракт, который она совершит как шахидка. А определить на глаз, кто джихадист, а кто – нет, молодая девушка не в состоянии…

– Что можно противопоставить влиянию исламских радикалов на молодежь?

– Только грамотную молодежную политику. По данным Национального антитеррористического комитета (НАК), в идеологической сфере мы пока проигрываем, хотя работа ведется огромная – организовываются мероприятия, проводятся семинары и конференции, изготавливаются ролики и уличные растяжки. Но все это рассчитано на широкий круг молодежи. А работать надо избирательно. На Северном Кавказе, в республиках Поволжья, в Западной Сибири, где местное население – мусульмане, нужна одна политика. А в Архангельске, например, или на Чукотке, где никогда мусульман и в глаза не видели, – другая.

Надо учитывать, что и среди молодых мусульман есть очень разные люди – и законопослушные, и колеблющиеся, и уже перешедшие на сторону исламистов, и те, у кого руки по локоть в крови… А нас должны интересовать в первую очередь те, кто пока колеблется, но уже находится в зоне риска.

Выявить таких людей можно с помощью социологических опросов. А дальше – вести с ними серьезную целенаправленную профилактическую работу на научной основе. С этим сложно, поскольку в России нет серьезных исламоведческих центров, где бы проводились исследования. Два года назад из-за нехватки финансирования был закрыт единственный в своем роде Институт религии и политики, созданный выдающимся исламоведом А. А. Игнатенко. Кстати, именно ему принадлежит фраза «каждый исламист – мусульманин, но не каждый мусульманин – исламист...» Я написал более 30 монографий и более 300 научных статей по теме политического ислама. Пока они востребованы только в научной среде…

Но руки опускать нельзя – надо работать, не распыляя при этом силы и средства, а действуя целенаправленно – на людей из группы риска.

Интервью размещено на официальном сайте газеты "Наше Время".